... прочла любовный роман. И мне даже не хотелось плеваться и скептически закатывать глаза. Старею, блин.
Наиболее понравившаяся сцена. Конечно, чтобы она произвела должное впечатление нужно "прожить" с героями роман, но всё же...– Арианна!
Безумный крик отчаяния эхом прокатился по ущелью, по окрестным вересковым пустошам. Рейну удалось высвободить руку, и он тотчас дал коню шпоры, заставив его птицей рвануться вперед. Ему показалось, что он часы, дни, годы ехал туда, где лежало распростертое тело Арианны.
Он спрыгнул с коня на полном скаку, не удержался на ногах и рухнул на колени. Арианна лежала ничком, раскинув руки, и лицо ее было скрыто в густой жесткой траве. Трясущимися руками, изнемогая от ужаса, Рейн осторожно повернул ее на спину.
– Боже милостивый!..
Весь лиф платья Арианны был пропитан кровью, буквально залит ею.
– Рейн?.. – прошептала она, открывая потемневшие, полные боли глаза. – Мне больно, Рейн...
Он сделал ужасающее усилие, чтобы стереть со своего лица все, абсолютно все: невыносимую муку, бешеный, полубезумный гнев на судьбу, отчаянную боль потери, начинавшую терзать его сердце. Он повидал слишком многое, чтобы не сознавать правды. Его прекрасная, нежная Арианна, его жена, должна была умереть буквально через несколько минут. Это был самый трудный из подвигов, которые он совершил за свою жизнь воина, – смотреть на нее неживым, бесчувственным взглядом, который так мучил и так ранил ее в прошлом.
Так легко, как только сумел, он приподнял Арианну и устроил ее на коленях, прислонив спиной к своей груди.
– Ты справишься с этим, любовь моя. А пока мы просто посидим вот так... отдохнем немного перед дорогой домой...
Она слабо кивнула и вздохнула еще слабее, обессиленно поникнув. Лиф платья был уже не красным, а черным от стремительно вытекающей из тела крови. Рейн чувствовал теплую клейкость крови на своих руках. Он дышал неровно, болезненно.
Он посмотрел туда, откуда прилетела стрела арбалета. Англичанин, убивший Арианну, полусидел под деревом и был мертвее мертвого. Арбалет валялся у его ног. Несмотря на всю свою боль, Рейн не чувствовал к нему ненависти. Обезумев от боли и страха смерти, несчастный, должно быть, даже не сознавал, в кого целится.
«Но почему в нее. Господи? – повторялся и повторялся в его сознании безмолвный крик. – Почему он не выстрелил в кого-нибудь другого?»
Рука Арианны приподнялась, пальцы зашевелились – она пыталась дотянуться до него. Рейн легонько сжал холодеющие пальцы жены своими, лихорадочно горячими. Он словно держал в руке нечто неживое! Она уже холодела.
– Я хотела предостеречь тебя... – прошептала она так тихо, что он едва сумел разобрать слова. – Боялась не успеть...
– Все в порядке, ты успела, – сказал он бодро, понятия не имея, о чем идет речь, и ласково пожал ее руку. Он ощущал всем телом приближающийся стук подков, слышал торжествующие крики. Люди Генриха, конечно, заметили его и теперь спешили воспользоваться предоставившимся шансом. Они приближались, неся с собой унижение и смерть.
Рейн даже не повернулся в ту сторону. Он продолжал гладить руку Арианны.
– Значит... ты в без... в безопасности? – спросила она, и губы ее тронула дрожащая улыбка облегчения.
– Конечно! – заверил Рейн и шевельнул губами, очень надеясь, что они сумеют сложиться в ответную улыбку. – Я в полной безопасности, моя маленькая женушка.
– Рейн... у меня такое странное ощущение... и мне холодно, – глубокая морщинка прорезалась между темными бровями Арианны. – Я умираю?
Он не мог больше сдерживать боль, она вцепилась в него, как обезумевший сторожевой пес, сорвавшийся с цепи. Да и как можно было сохранить бесстрастный вид, если сердце, казалось, треснуло и кровоточило в груди? Он чувствовал во рту вкус крови, и щеки его были влажны. Он провел по лицу ладонью и был удивлен, что она лишь мокрая, не красная от крови.
– Прости меня, Рейн! Мне так жаль...
Глаза Арианны, такие темные, что казались угольно-черными, наполнились слезами.
«Это так похоже на нее – беспокоиться не о себе, а обо мне», – подумал Рейн. Но разве это не было естественно? Умирающие уходили, и потому им было легче, чем тем, кто оставался их оплакивать.
– Ты поцелуешь меня на прощание, Рейн? – Он склонился к ее губам и с удивлением ощутил, что они все еще теплые. Вместо поцелуя он выдохнул в рот Арианне то немногое, что мог вдохнуть, словно надеялся этим вернуть душу в ее тело.
– Cariad, cariad... – произнес он тихо, но внятно. – Ты ведь дождешься меня, правда?
– Как всегда, – ответила Арианна, и он не столько услышал это, сколько ощутил губами.
Когда он отстранился, веки ее уже опустились. Но она была еще жива, она просто уснула от потери крови тем ужасным сном, который понемногу переходит в смерть. Люди Генриха между тем почти достигли того места, где они находились. Он порадовался тому, что Арианна спит, потому что знал: с ним не станут деликатничать. Он не хотел, чтобы она унесла с собой картину его унижения.
Он продолжал баюкать ее на коленях до тех пор, пока грубые руки рывком не поставили его на ноги. Когда тело Арианны скатилось в залитую кровью траву, он не удержался от приглушенного выкрика. Его потащили на веревке, привязанной к седлу, туда, где Генрих нетерпеливо бродил по берегу, руки. Его правая рука была наспех обмотана окровавленной тряпкой.
– Поставьте его на ноги! – приказал он, когда Рейна поставили на колени в прибрежную грязь у его ног.
Кто-то поспешил выполнить приказ, изо всех сил дернув вверх веревку, которой были скручены за спиной руки Рейна.
– Подайте мне его меч!
Король принял меч и злобным движением вонзил его в мягкую землю между стопами пленника. Лезвие задрожало, но вскоре замерло.
Рейн, однако, не видел ни меча, ни действа, которое устроил король из наказания за его измену. Взгляд его оставался прикованным к тому месту, где одиноко лежало в траве тело Арианны.
«Вдруг она очнется? – это было все, о чем он мог думать. – Вдруг она очнется в последний раз, а меня не будет рядом?»
– Предатель!
Генрих не сказал, а выплюнул это слово, размахнулся и ударил Рейна по лицу тыльной стороной левой руки. Поскольку на ней оставалась кожаная боевая перчатка, утыканная железными остриями, удар вышел жестоким и распорол щеку.
Тело Рейна содрогнулось от боли, но сознание совершенно не восприняло случившегося. Он видел и сознавал только одно: его жена умирает в одиночестве на жесткой траве пустоши.
– Лишить этого недостойного рыцаря его шпор! – рявкнул король, оскалив зубы в улыбке злобного торжества. – Как только это будет сделано, он больше не будет рыцарем.
Вперед выступил один из его людей с обнаженным мечом. Он срубил шпоры – символ рыцарства – в два коротких удара. Его меч был остер и срезал полностью задники обоих сапог вместе с кожей. Стопы ног Рейна закровоточили, но он не почувствовал этого. Он не мог отвести глаза от тела, уткнувшегося лицом в траву.
Когда Рейна подтащили к подводе, которая должна была отвезти его прямиком в тюрьму (навстречу жалкой, унизительной смерти изменника на лондонской площади), и начали привязывать, он молча повернулся, чтобы бросить прощальный взгляд через плечо.
Кто-то появился на окраине леса, ведя в поводу лошадь. Солнечный свет высветил оранжевые пряди волос, и Рейн подумал с горьким облегчением: «Слава Богу, Талиазин присмотрит за тем, чтобы Арианна была похоронена по-христиански».Любовь требует подвига, её нужно заслужить, а не просто получить даром. Любовь – нечто не только духовное и высокое, но и земное, плотское...
Именно потому настоящая любовь вечна. Наверное, надо быть неисправимым романтиком, чтобы думать так, но я всей душой верю: каждого человека где-то ждет другой человек, созданный только для него одного, и если им суждено будет встретиться, возникнет маленький совершенный мир для двоих, который просто не сможет исчезнуть бесследно. Они будут существовать вечно, возрождаясь снова и снова, узнавая друг друга в новых своих воплощениях.Пенелопа Уильямсон
@темы:
"Дорогой дневник...",
Цитаты
-
-
21.10.2011 в 23:44